22 июня мирные жители СССР узнали о нападении фашистской Германии. С того дня прошло 78 лет, но скорбная дата, открывшая самую трагическую страницу истории нашей страны, поныне вызывает слёзы у всех, кто стал свидетелем тех событий. Тогда эти люди были детьми, и сегодня их, постаревших, мы продолжаем называть детьми – детьми войны.
Мы обратились к представителям старшего поколения белореченцев с просьбой рассказать о том, как 22 июня 1941 года вошло в их жизнь. Картина получилась многогранной благодаря тому, что детские годы наших респондентов прошли в разных уголках великой страны.
Виктор Николаевич
ПАНЮТИЩЕВ, 86 лет:
– Мы жили в Тульской области. Когда началась война, мой отец работал на шахте. Я учился в начальной школе. Такое образование у меня и осталось – дальше учиться не получилось. Мы, дети, с ранних лет работали – сначала для фронта, для победы, потом – чтобы выжить, потому что все мужчины из нашей семьи ушли на фронт и не вернулись. Мама слегла, получив известие о гибели отца и моего дяди, её брата. И потом она сильно болела…
О том, что война началась, мы узнали от работников сельсовета. Они пришли и рассказали. Учительница моя тоже говорила. Тогда учителя часто ходили по домам учеников, знали, чем мы занимаемся, знали наши семьи. Но больше мне запомнилось, как немцы заняли наше село. Они рвались к Москве, к Туле. В Тулу, где были главные оружейные заводы, их, конечно, не пустили, иначе война тогда же и закончилась бы. А вот по сёлам они прошлись. Взяли отца и дядю и закрыли их в амбаре вместе с пленными стариками и детьми, которых согнали с окрестных сёл. Ночью мальчик подобрался к амбару и сказал, что немцы хотят всех сжечь. До утра люди рыли голыми руками подкоп под фундамент. Спастись удалось всего пятерым, в том числе моим родным. Остальных сожгли заживо…
Пересидев оккупацию в лесу, отец и дядя сразу же пошли в военкомат, попросились добровольцами на фронт, хотя у них была бронь, да и по возрасту отец уже не подлежал мобилизации.
Раиса Андреевна
ДАРАГАН, 88 лет:
– В наше село Баранниково Ворошиловградской области (ныне Луганская область), где мы жили, вести доходили не сразу. Поэтому я и не помню, как стало известно о войне. Но мы, конечно, понимали: нехорошее что-то происходит, видели, что взрослые горюют, переговариваются и звучит слово «война».
Вот когда отца забрали, я поняла, что война где-то идёт. Его целый год не призывали как радиосвязиста, чтобы он парней готовил для фронта. Только и его очередь подошла. Я уж и лица его не помню, не осталось даже фотографии. Навсегда запомнила лишь, как он меня нёс на руках до околицы села. Потом их посадили на подводы и увезли. Больше мы его не видели.
От войны остались воспоминания, как нас бомбили, мы прятались от налётов…
Елена Ефремовна
АСТАХОВА, 98 лет:
– Страшную весть о том, что началась война, услышали по радио. Женщины, понимавшие, какое это горе для любой семьи (ведь теперь и мужей, и сынов заберут на фронт), конечно же, заплакали, запричитали. В каждом доме начались сборы и ожидание того часа, когда мужчин покличут на сборы. Тягостными были те дни, тяжёлыми минуты прощания.
Алексей Степанович
КАЛИНИН, 89 лет:
– В те годы я жил в хуторе Фадеевском. 22 июня мы, мальчишки, как обычно, работали в поле, пропалывали кукурузу, родителям помогали. И тут в неурочный час (как правило, гудок раздавался в обеденное время) на Апшеронской ТЭЦ, которую всегда было слышно, загудело. Вместе с ТЭЦ сирены заработали и на лесоперерабатывающих заводах, которых раньше в нашей округе было много. Сначала удивились, потом страх, даже ужас закрался в душу. Всё побросали, побежали домой. От старших узнали – война!
Василий Селивёрстович
ЛИПНИЦКИЙ, 89 лет:
– Помню первый день, когда закончилось моё детство. Собрала нас учительница Мария Васильевна и отправили на покос. Что мы, пацаны, могли? Но нашли и нам применение – скирдовать сено. Так война дошла и до Сибири. Я жил тогда в Новосибирской области.
Помню, какое огромное впечатление произвёл на всех голос Левитана по радио. Наверное, как раз сообщение о начале войны услышали, потому что все бабы заплакали. А мужики стали готовиться к службе. У нас ушли и не вернулись трое: два моих старших брата и зять. А отец умер с расстройства, после похоронки.